[jerry-without-tom]

лоси, олени, гуси... коты!
но за последнее время, это одно из немногого, что мне нравится, хоть в красную книгу заноси пускай тут пылится

внешний вид: теплая зимняя мантия черного цвета с удобным капюшоном, который, правда, имеет привычку периодически сползать с макушки, поверх неё наброшен, но не завязан шарф факультетской расцветки; под мантией - обыкновенные маггловские темно-синие джинсы и свитер крупной вязки на несколько тонов светлее; с собой: волшебная палочка, деньги, как маггловские, так и принадлежащие магическому миру, светло-серые перчатки, неловко убранные в один из карманов и торчащие из него;

- Па-а-а-аберегись! – Бас над ухом раздался внезапно, так, что девушка едва успела пригнуться, что бы не получить по голове огромным ковром, закатанным в рулон и в данный момент покоящимся на плечах мужчины недюжего роста, - метра под два, если не больше, - он возвышался над толпой, и, перемешивая ругательства и извинения, пытался пробраться со своей покупкой по переполненной людьми улице. – Так и проклятье в спину получить не далеко, пра-а-астите, милая леди, я куплю вам новую шляпку, что значит раритетная и не продается, я же сказал, что куплю, а теперь, можно я пройду, если что, спросите Стенли, я живу в тридцать шестом доме, меня там, это, знают все. – Он шмыгнул носом, как человек, мучающийся от многолетней простуды, но при этом не имеющий возможности высморкаться, так как ковер (хотя какой ковер, это настоящий коврище) было явно не удержать одной рукой. В конце концов, в очередной раз припомянув мерлинову бабушку, волшебник пробрался к одному из переулков, где поставил свою ношу на землю, так, что край ковра уперся в чье-то окно, почему-то одно на стене, и располагающееся аккурат между первым и вторым этажом; оттуда незамедлительно высунулась чья-то заспанная голова, узрела человека, интеллигентно сморкающегося внизу в платок с лютиками, вздохнула и скрылась обратно, предварительно взглянув на ткацкий шедевр так, что он непременно должен был загореться, но к счастью для владельца, - поджигать ковры взглядом – слишком утомительно. Аккуратно сложив платок в четыре раза и разгладив по шву, мужчина уже хотел было двинуться дальше, но, вдруг, углядев кого-то в толпе принялся энергично махать рукой, - на несколько секунд он стал похож на ветряную мельницу; если, конечно, бывают настолько счастливо улыбающиеся ветряные мельницы. – Эй, Бен! – Бас опять огласил улицу, прокатившись по ней, точно камнепад, проникая во все углы и закоулки. – Смотри, что я выкупил! Говорят из Индии привезен, почистить, - летать будет! Все на метле, а я на ковре-самолете!
- Да он и на десять сантиметров не поднимется! – Голос волшебника, названного Беном, был приятным, гортанным, чего не скажешь о его владельце, - потрепанный, с покрасневшим носом и отплевывающийся зеленоватым дымом, заставляя пожилую матрону, стоящую рядом, многозначительно закатывать глаза. – Если он поднимется от пола, Мерлином клянусь, я найду последнего соплохвоста и поцелую его!
- Да ты на нем женишься, потому что он не просто поднимется, он будет летать! Что вы говорите, я не ору, я с другом разговариваю, - Это было уже адресовано голове, опять высунувшейся из окна. – Ухожу я, ухожу. – Волшебник перекинул ковер через другой плечо, крякнул, глубоко вздохнул и двинулся дальше по улице.
Внезапно девушку, засмотревшуюся на все происходящее, что-то царапнуло с левой стороны, настойчиво так, требовательно; рейвенкловка спохватилась и перестала так сильно прижимать к себе существо, копошащееся за пазухой, - видимо, - когда нагибалась, уклоняясь о ковра, по-инерции обхватила животное слишком сильно, - что бы не выскользнул. Животным, кстати, на проверку, оказался обычный приблудный белесый кошак, которому на вид было вряд ли больше пары месяцев, по крайней мере, - он еще помещался на ладони, правда, за пазухой, защищенной мантией от ветра и снега, ему нравилось куда больше, иначе не объяснить то, что, как только отворот отгибался, он начинал пищать и выпускать когти, успокаиваясь лишь в тепле и темноте. – Ну и вредное же ты существо. – Существо, кстати, нашлось неподалеку от Дырявого котла, в маггловской части Лондона; хотя было куда проще, с помощью каминной сети оказаться прямо в Косом переулке, - Уизли предпочитала пешие прогулки по городу; точнее, она выбирала все, лишь бы не лезть в камин, - от бесконечного вращения её неизменно укачивало, так что, оставалось только ждать совершеннолетия и лицензии на аппарацию. Но, пожалуй, сейчас прогулка по предрождественскому городу была предпочтительней всего, - огромное количество людей, много смеха и гама, и непередаваемое ощущение приближающегося праздника, - это чувствовалось буквально во всем, - начиная от мерцающих огромных плакатов (балборды, булборды, как-то их бабушка называла, но из головы вылетело), заканчивая небольшими компаниями, распевающими рождественские гимны. И вот пожалуйста, стоило свернуть на знакомую улицу, пройти мимо магазина с компакт-дисками, который, кажется, вечен и нерушим, - раздалось громкое и жалобное мяуканье, и, пройдя за мусорные баки можно было увидеть котенка, почти сливающегося со снегом вокруг, который восседал на одной из крышек, которая, почему-то, была сброшена на землю, и всем своим видом изъявлял желание оказаться где угодно, только не тут; удивительно, но его вид просто выражал, что это именно он позволяет людям забрать его тут, а не чья-то жалость поднимет его с земли; Уизли хватило на полминуты, после чего животное, изрядно поворочавшись за пазухой, наконец затихло и, кажется, даже засопело, лишь изредка выпуская когти в мягкую ткань свитера. И сейчас она смотрела на кошака, даже не соизволившего приоткрыть глаза со странным чувством. – Ну и наглец ты, приятель, вот что я хочу тебе сказать, - девушка неторопливо тронулась с места. – Еще и белобрысый, знаем мы вашу породу; назвать бы тебя Малфоем, но чует мое сердце, ты тогда не удержишься и точно отцу в тапки нассышь, из принципа, да? – В этот момент кот приоткрыл один глаз и лениво воззарился на неё, словно заинтересовался этим предложением и собирался дать утвердительный ответ. – Ну кто бы сомневался, на самом деле. – Уизли тихо вздохнула, а потом не сдержалась и хмыкнула. – Зато можно будет каждое утро заявлять, что сегодня со мной спал Малфой и смотреть за тем, как меняется отцовское лицо. – Кошак разлепил второй глаз, который оказался, в противовес первому зеленому, - небесно голубым и лениво зевнул. – Что, считаешь это не самой плохой идеей? – Наверное, со сторону это выглядело забавно, - девушка, на вид лет шестнадцати, - растрепанная (капюшон летел еще минут пять назад), шла и разговаривала сама с собой, при этом изредка перехватывала рукой что-то, лежащее за пазухой. – Хорошая или нет, дома узнаем, а домой мы попадем еще не скоро, так что потерпи уж, и перестань распускать мой рукав по ниточкам, чудовище!
Едва не столкнувшись с пожилой ведьмой, что несла в руках бумажный сверток, доверху набитый ингредиентами для зелий, она поняла, что еще немного, и дойдет до места назначения и таки докупит оставшиеся подарки, хотя это, конечно, надо было сделать еще несколько дней назад, - но выбраться из родного гнезда в предпраздничные дни практически невозможно, - на любое появление и приближение к дверям, обязательно кто-то реагировал и находил новые поручения, обычно заключавшиеся в том, что бы проследить за тем, что бы Джим и Фред опять чего не выкинули (с пяти лет ничего не поменялось) или же, украсить очередную комнату, перенести вещи, так как приедет очередная далекая тетушка, которую надо разместить; в итоге она оказалась в одной комнате с Доминик и Лили, где еще висел допотопный плакат Соколов, который оказался приклеенным неотлепляющимся заклинанием (полдня прошли впустую, а стена обзавелась еще парой подпалин, а они – очередной нотацией от Молли, что им нельзя колдовать (пускай даже из-за количества волшебства в доме комиссия по надзору и не узнает) и кастрюлей картошки, которую надо перечистить вручную. В итоге – вырваться удалось лишь в самый канун праздника, еще и вечером, - Косой переулок зажигал масляные фонари и начинал обрастать причудливыми тенями, плетущими свой узор на стенах.
Но и дома, и здесь – звуки не смолкали, ими полнилось все, казалось, - тишины в мире не существует, тишина не нужна, тишиной полнятся заброшенные дома, а мир живет, мир плещется в этой жизни, смеется, готовится сменить один год на другой, и все остальное не так и важно; разве что из головы не выходят отправленные в один из молчащих домов письма, написанные на самом простом пергаменте маггловской ручкой, - неровные, по нескольку раз переписанные, и в каждом, между строк, - отчаянное желание присутствия.
Девушка неожиданно ойкнула, когда кошак неудачно заворочался, царапнул и выпал на землю, покрытую снегом в нескольких десятках сантиметров от неё, и через пару мгновений, испугавшись громких голосов и выкриков, принялся улепетывать. Уизли, звучно чертыхнувшись, поправила капюшон (уши уже начали замерзать), прибавила шагу, что бы не потерять существо в толпе.