коридоры;

[jerry-without-tom]

воистину, херовато оО эмоциональную заглушку сорвало к чертям собачьим.
давно собирался что-то подобное написать.
пускай тут валяется.

Название: Коридоры
Пейринг: Кристиан Нотт, Теодор Нотт/Панси Паркинсон
Рейтинг: PG-13
Описание: . Пульсирующая в сосудах кровь всегда успокаивается, возвращаясь к естественному ритму сердцебиения.
Ахтунг: Автора штырит, клинит, и вообще у него в голове сплошная каша. Персонажей пусть забирает Ро, а мне верните мозг. Коротенькая зарисовка, ни о чем.

Название: Коридоры
Пейринг: Кристиан Нотт, Теодор Нотт/Панси Паркинсон
Рейтинг: PG-13
Описание: . Пульсирующая в сосудах кровь всегда успокаивается, возвращаясь к естественному ритму сердцебиения.
Ахтунг: Автора штырит, клинит, и вообще у него в голове сплошная каша. Персонажей пусть забирает Ро, а мне верните мозг. Коротенькая зарисовка, ни о чем.


Он ненавидел ходить быстро, - почти моментально выдыхался и начинал задыхаться, Панси всегда говорила, что пора бросать курить, иначе скоро легкие окончательно покроются сетью черных клякс, а в Мунго это вряд ли лечат, так и сдохнет как последняя собака, схаркивая свою кровь. А потом прибавляла, что, скорее всего, в гробу ему придется освободить местечко для неё, когда вытаскивала у него несколько сигарет. В этом заключалась её обычная поддержка, никакой жалости, - или у тебя есть силы и ты идешь, или валяешься на земле, а по тебе проходят люди. Много людей. И не важно, что Теодор Нотт весь вечер не проронил ни слова и, молча смотрел в окно, ожидая рассвета, это не мешало ей разглагольствовать, заставляя тишину, давящую на уши, уползать далеко в угол, забиваясь там до следующей ночи.
- Нотт, хочешь, я заткнусь? – Спрашивала с привычной усмешкой, а, не дожидаясь ответа, возводила глаза к потолку, - Ну конечно хочешь…- Потом говорила еще и еще, а в конце засыпала, уткнувшись носом ему между лопаток. Словно знала, что он так спокойно засыпает, ощущая горячее дыхание, распространяющееся по позвоночнику теплом, хотя, наверняка знала, поэтому и приходила, когда было особенно тяжело. В последнее время – постоянно, он уже привык засыпать рядом с ней, переплетая пальцы, ощущая, как между ними ровно бьется пульс.
А сейчас он ускорял шаг, пытаясь не потерять из виду мантию министерского чиновника, которому явно не терпелось поскорее выполнить свое задание, доставив мрачного, худощавого парнишку в камеру, переоборудованную в комнату для свиданий. Коридоры извивались под невозможными углами, казалось, у того, кто их строил, не было единого плана здания в голове, поэтому каждую артерию Азкабана перекладывали несколько раз, пока не образовался единый кровоток, - замкнутая система, из которой не выйти. Идеальна в своей хаотичности, - невозможно найти тот коридор, по которому ты только что прошел, он теряется в толще других, а пустота оглушает. Это только на картинках рисуют кричащих и сходящих с ума людей, кровавые полосы и кости, разбросаны по истертому полу. Реальность намного прозаичнее – коридоры, освещенные тусклым светом, исходящим от угасающих факелов, глухие стены, и никаких признаков жизни. Каждый из заключенных в своем мире, ищет способ сохранить разум, попытки кричать угасают через полчаса, удары в глухую дверь обрываются спустя полдня. Пульсирующая в сосудах кровь всегда успокаивается, возвращаясь к естественному ритму сердцебиения.
Кристиан Нотт сидел на покосившемся стуле, сцепив ладони и положив их на стол, карие глаза смотрели, как всегда, прямо и открыто, - отец никогда не прятал своих эмоций. Напивался и плакал после очередного убийства, много курил, когда не мог спасти жизнь одного из пациентов, искренне радовался удачам близких людей, и так же твердо позволил надеть на руки цепи, идя по коридору с поднятой головой. Он совершенно не умел прогибаться под обстоятельства и ужом выползать из неприятностей, именно поэтому жизнь каждый раз била его по хребтине, словно проверяя, действительно ли у него внутри стальной стержень. Отец падал, стонал, потом опять поднимался, - забыв про то, что есть «прекрасная смерть», которую кто-нибудь обязательно вспомнит. Кристиан всегда утверждал, что нет ничего важнее жизни, даже когда вводил человеку смертельную дозу морфина. Просто он не умел умирать.
- У вас двадцать минут. – У волшебника в серой мантии отсутствующее выражение на лице, он не видит перед собой отца с сыном, у него в голове другая картина, жена, дочка, пахнет праздничным ужином, и совсем скоро он вернется к ним.
Каждому – по заслугам.
- Теодор, - у отца все такой же голос, который просто не может принадлежать заключенному, слишком много в нем тепла, такого неуместного, здесь, где все исходит от затухающих факелов и разносится по коридорам, - метаболизм в одну сторону.
А он стоит в дверях, пытается убедить себя в том, что они действительно в тюрьме, а не на пересечении нескольких коридоров, из которых не выбраться. И спросить бы что-нибудь, ответить, накричать, разреветься, как тогда, в пятилетнем возрасте, когда распорол ногу, налетев на стальной прут. Вот только слова застревают в глотке, так и не озвучиваясь. Он просто садится напротив, разворачивает руки отца, смотря на сеточку вен, пульсирующих под темной меткой, которая словно ставит тупики, перерывает их, создавая ощущение перегородок в сосудах. У него точно такие же, в зеркальном отображении, только без клейма, выжженного на всю жизнь.
- По моим коридорам можно идти. – Достает последнюю измятую сигарету и нервно закуривает. – И сбежать по ним можно.
- Так беги. – Кристиан Нотт совсем ничего не понимает, но это не мешает ему изучающее смотреть на сына, который все больше становится похожим на мать. От него только карие глаза и коридоры артерий, кривое зеркало. Вот только кто чье отражение непонятно. – Пока не начнешь задыхаться.
- А дальше?
- Там – другие коридоры. Знаешь легенду о Минотавре? – Заметив кивок сына, мужчина грустно улыбнулся, - Найдешь нить, - сможешь выйти.
- А если не найду?
- А ты найди, Тео. Не хватит сил – иди наугад.
- Время заканчивается. – Мужчина в серой мантии отделяется от стены и внимательно смотрит на Теодора. – Прощайтесь.
Тогда отец впервые пожимает ему руку, просто, без лишних слов, объятий или обещаний. Ему некуда идти, до его камеры ровно двенадцать метров, а у Теодора мили коридоров, и Панси Паркинсон, засыпающая на кровати, укрывшись теплым пледом.